Еда как искусство: что готовили и любили есть художники

В Википедии есть статьи о других людях с фамилией О’Киф.

Джорджия Тотто О’Кифф

[1] (англ.
Georgia Totto O’Keeffe
; 15 ноября 1887, Висконсин — 6 марта 1986, Санта-Фе, США) — американская художница.

Биография и творчество

Родители работали на молочной ферме. Дед художницы по материнской линии был эмигрантом из Венгрии. О’Кифф росла в штате Виргиния, училась в Чикаго и Нью-Йорке. В 1908 она познакомилась в Нью-Йорке с фотографом и галеристом Альфредом Стиглицем, позже, в 1924, они поженились (Стиглицу нужно было прежде развестись).

В 1929 О’Кифф переехала в штат Нью-Мексико, чьи пустынные пейзажи надолго стали натурой её полотен. В 1932—1934 художница пережила тяжелый нервный срыв, лечилась. В 1943 ретроспектива её работ состоялась в Институте искусств Чикаго, в 1946 — в нью-йоркском Музее современного искусства. В 1946 Стиглиц умер.

После 15-летнего перерыва гигантская выставка работ О’Кифф в Музее Уитни в 1972 привлекла к ней внимание молодого поколения интеллектуалов, в том числе — феминистских кругов. В 1970-х О’Кифф начала терять зрение, стала работать с керамикой, написала автобиографическую книгу. После 1982 уже не занималась искусством.

Цветы-вагины Джорджии О’Киф

«Джорджия О’Киф делала только цветы, понимаете. Экстремально крупные планы цветов. Она никогда не хотела, чтобы их истолковывали как вагинальные образы, и отказывалась соприкасаться с любыми „освободительными“ или „феминистскими“ идеями», — рассказывает куратор музея Tate Modern Таня Барсон, где в 2020 году прошла монументальная ретроспектива работ О’Киф.

Тем не менее художница Джорджия О’Киф считается гигантом американского модернизма начала 20 века и апологетом феминизма. Слава пришла к ее работам благодаря галеристу и художнику Альфреду Стиглицу, ставшему ее мужем. Именно он пытался «продать» О’Киф в рамках захлестнувшей запад волны интереса к фрейдистскому прочтению всего и вся. Она не сопротивлялась, но всю жизнь устало отвечала на вопросы феминисток «Что вы хотите сказать, изображая вагину?».

«Цветы почти всегда похожи на вагину. Я просто рисую большие цветы, но, знаете, в них всегда находится отсылка к гениталиям. Для меня цветы — это цветы, а сигара — просто сигара», — отвечала О’Киф. Тем не менее ее картины «Черный ирис» (Black Iris) или «Красная канна » (Red Canna), написанные в 1920-х, с успехом могут проиллюстрировать любую отсылку к феминности.

Джорджия О’Киф «Черный ирис». 1926

Признание

В 1962 О’Кифф избрали членом Американской академии искусств. В 1977 о ней был снят документальный фильм. В 2001 в Санта-Фе открыт музей Джорджии О’Кифф. Ей посвящено стихотворение Патти Смит в книге кодак

.

Ненавижу цветы. Рисую их лишь потому, что они дешевле моделей, к тому ж не шевелятся.
Джорджия О’Кифф
[2]

Оригинальный текст (англ.)

I hate flowers. I paint them because they’re cheaper than models and they don’t move.

Вечеринка влагалищ Джуди Чикаго

1979 год. Джуди Чикаго, американская феминистка и писательница, создает инсталляцию «Званый ужин» (The Dinner Party), которая должна была положить конец принижению и забвению роли женщин в истории человечества. Это банкетный стол на 39 персон в форме треугольника — древнего символа феминности, каждое место предназначено одной из величайших женщин в истории западной цивилизации, отмечено ее именем и элементами работ. На блюдах — скульптурные изображения цветов, бабочек, фруктов в форме вагины. Чикаго упомянула Вирджинию Вульф, Сьюзен Б. Энтони, Соджорнер Трут и других. В работе читается и иудейская символика — а Джуди Чикаго еврейка — и отсылка к Тайной вечере, и обилие сакральных девяток (плитка, которой выложен пол инсталляции, включает еще 999 выдающихся женских имен).

Джуди Чикаго «Званый ужин». 1979. Courtesy photo

Несмотря на неоднозначное отношения критиков, инсталляция побывала на 16 площадках в шести странах и собрала 15 миллионов зрителей.

С 2007 года работа находится на постоянной выставке в Центре феминистского искусства им. Элизабет А. Саклер в Бруклинском музее, Нью-Йорк. Накануне успеха работы «Званый ужин» Джуди публично отказалась от участия в выставке «Калифорния. Женщины в искусстве». «Я не буду выставляться в группе, где есть слово „женщины“, „евреи“ или „Калифорния“. Когда-нибудь мы все перерастем ярлыки», — бросила она организаторам.

Литература

• O’Keeffe G. Georgia O’Keeffe. New York: Viking Press, 1976
• Stieglitz A. Georgia O’Keeffe, a portrait. New York: Metropolitan Museum of Art, 1978
• Lisle L. Portrait of an Artist. New York: Washington Square Press, 1986
• Politzer A. A woman on paper: Georgia O’Keeffe. New York: Simon & Schuster, 1988
• Eldredge C.C. Georgia O’Keeffe. New York: Harry N. Abrams, 1991
• Peters S.W. Becoming O’Keeffe. New York: Abbeville Press, 1991
• Montgomery E. Georgia O’Keeffe. New York: Barnes & Noble, 1993
• Hogrefe J. O’Keeffe, The Life of an American Legend. New York: Bantam; 1994
• Lynes B.B. Georgia O’Keeffe: Catalogue Raisonné. Washington: National Gallery of Art, 1999
• Richter P.C. Georgia O’Keeffe and Alfred Stieglitz. Munich; New York: Prestel, 2001.
• Kucharczyk E.R. Georgia O’Keeffe: desert painter. San Diego: Blackbirch Press, 2002
• Drohojowska-Philp H. Full bloom: the art and life of Georgia O’Keeffe. New York; London: W.W. Norton, 2004
• Pyne K.A. Modernism and the feminine voice: O’Keeffe and the women of the Stieglitz circle. Berkeley: University of California Press; Santa Fe: Georgia O’Keeffe Museum; Atlanta: High Museum of Art, 2007

Пабло Пикассо

В 2020 году, во время проведения масштабной выставки Пикассо, британская галерея Тейт составила меню, куда вошли любимые блюда художника. Томленый кролик, ризотто с чернилами каракатицы и кальмаром, красивые десерты. Все это выглядит прямо-таки подозрительно, поскольку друзья и близкие художника отмечали, что его пищевые пристрастия были очень приземленными. Сам Пикассо, отзываясь о своей первой жене, балерине Ольге Хохловой, отмечал, что она любит пирожные и икру, тогда как сам он предпочитает каталонскую колбасу и фасоль.

Пабло Пикассо

© PA Images

Однако этот аскетизм был не столь однозначным: может, художник и относился к еде как топливу, а не удовольствию, но в том, что касалось творчества, взаимоотношения Пикассо с едой были не менее бурными, чем любовные связи. Просто куда больше он любил изображать блюда, нежели есть их. Жена Пикассо, Жаклин Рок рассказывала колумнисту Vogue Нинетт Лион, что однажды она приготовила угря, которого очень любил художник, но вместо того чтобы съесть блюдо, он предпочел нарисовать его. В итоге работу он посвятил супруге.

Даже первая выставка в жизни испанца прошла в ресторане Quatre Gats, для которого он также создал иллюстрации к меню. Заведение все еще открыто и по-прежнему использует работы Пикассо, хоть и в виде копий. Исследователи художника отмечают, что самые аппетитные картины Пикассо создал во времена Второй мировой войны. Лишившись любимой еды и хорошего вина, художник стремился воплотить их на холсте. После войны он открыл для себя керамику, и ему очень нравилась взаимосвязь объектов, которые он создавал с едой: будущая посуда сначала запекается, как хлеб, а потом используется для готовки.

Пабло Пикассо и Марк Шагал

© REPORTERS ASSOCIES

Когда Пикассо было около 50 лет, он всерьез обеспокоился своим здоровьем и решил следовать средиземноморской диете, состоявшей преимущественно из рыбы, овощей и фруктов, которые мыли минеральной водой. Однако у художника все равно были свои маленькие слабости, и в 1964 году он даже поделился двумя любимыми рецептами с Vogue: омлетом с тортильей а-ля Нисуаз и тем самым жарким из угря, которое однажды он предпочел нарисовать.

Отрывок, характеризующий О’Кифф, Джорджия

В первом взгляде для Даву, приподнявшего только голову от своего списка, где людские дела и жизнь назывались нумерами, Пьер был только обстоятельство; и, не взяв на совесть дурного поступка, Даву застрелил бы его; но теперь уже он видел в нем человека. Он задумался на мгновение. – Comment me prouverez vous la verite de ce que vous me dites? [Чем вы докажете мне справедливость ваших слов?] – сказал Даву холодно. Пьер вспомнил Рамбаля и назвал его полк, и фамилию, и улицу, на которой был дом. – Vous n’etes pas ce que vous dites, [Вы не то, что вы говорите.] – опять сказал Даву. Пьер дрожащим, прерывающимся голосом стал приводить доказательства справедливости своего показания. Но в это время вошел адъютант и что то доложил Даву. Даву вдруг просиял при известии, сообщенном адъютантом, и стал застегиваться. Он, видимо, совсем забыл о Пьере. Когда адъютант напомнил ему о пленном, он, нахмурившись, кивнул в сторону Пьера и сказал, чтобы его вели. Но куда должны были его вести – Пьер не знал: назад в балаган или на приготовленное место казни, которое, проходя по Девичьему полю, ему показывали товарищи. Он обернул голову и видел, что адъютант переспрашивал что то. – Oui, sans doute! [Да, разумеется!] – сказал Даву, но что «да», Пьер не знал. Пьер не помнил, как, долго ли он шел и куда. Он, в состоянии совершенного бессмыслия и отупления, ничего не видя вокруг себя, передвигал ногами вместе с другими до тех пор, пока все остановились, и он остановился. Одна мысль за все это время была в голове Пьера. Это была мысль о том: кто, кто же, наконец, приговорил его к казни. Это были не те люди, которые допрашивали его в комиссии: из них ни один не хотел и, очевидно, не мог этого сделать. Это был не Даву, который так человечески посмотрел на него. Еще бы одна минута, и Даву понял бы, что они делают дурно, но этой минуте помешал адъютант, который вошел. И адъютант этот, очевидно, не хотел ничего худого, но он мог бы не войти. Кто же это, наконец, казнил, убивал, лишал жизни его – Пьера со всеми его воспоминаниями, стремлениями, надеждами, мыслями? Кто делал это? И Пьер чувствовал, что это был никто. Это был порядок, склад обстоятельств. Порядок какой то убивал его – Пьера, лишал его жизни, всего, уничтожал его. От дома князя Щербатова пленных повели прямо вниз по Девичьему полю, левее Девичьего монастыря и подвели к огороду, на котором стоял столб. За столбом была вырыта большая яма с свежевыкопанной землей, и около ямы и столба полукругом стояла большая толпа народа. Толпа состояла из малого числа русских и большого числа наполеоновских войск вне строя: немцев, итальянцев и французов в разнородных мундирах. Справа и слева столба стояли фронты французских войск в синих мундирах с красными эполетами, в штиблетах и киверах. Преступников расставили по известному порядку, который был в списке (Пьер стоял шестым), и подвели к столбу. Несколько барабанов вдруг ударили с двух сторон, и Пьер почувствовал, что с этим звуком как будто оторвалась часть его души. Он потерял способность думать и соображать. Он только мог видеть и слышать. И только одно желание было у него – желание, чтобы поскорее сделалось что то страшное, что должно было быть сделано. Пьер оглядывался на своих товарищей и рассматривал их. Два человека с края были бритые острожные. Один высокий, худой; другой черный, мохнатый, мускулистый, с приплюснутым носом. Третий был дворовый, лет сорока пяти, с седеющими волосами и полным, хорошо откормленным телом. Четвертый был мужик, очень красивый, с окладистой русой бородой и черными глазами. Пятый был фабричный, желтый, худой малый, лет восемнадцати, в халате. Пьер слышал, что французы совещались, как стрелять – по одному или по два? «По два», – холодно спокойно отвечал старший офицер. Сделалось передвижение в рядах солдат, и заметно было, что все торопились, – и торопились не так, как торопятся, чтобы сделать понятное для всех дело, но так, как торопятся, чтобы окончить необходимое, но неприятное и непостижимое дело.

Ли Миллер

Если большую часть времени проводишь бок о бок с сюрреалистами, даже не рассчитывай на «нормальный» быт, как у большинства людей. Ученица Ман Рэя, жена одного из лидеров английского движения сюрреалистов Роланда Пенроуза, фотограф Ли Миллер прожила очень насыщенную жизнь, реализовавшись и как модный фотограф, и как военный корреспондент. Концлагеря, узники, руины, самоубийства, пожары и другие ужасы, которые своими глазами видела Миллер, настолько сильно сказались на ее психическом состоянии, что она погрузилась в депрессию, выбраться из которой пыталась весьма необычным способом, а именно – решила стать поваром-сюрреалистом.

© David E. Scherman

В своем доме в Сассексе она готовила голубые спагетти, зеленую курицу, розовую цветную капусту, омлет красного цвета и соусы самых немыслимых оттенков. Кстати, она весьма преуспела в кулинарии. Может, еда и выглядела странно, но, перед тем как приступить к экспериментам, Миллер прошла обучение в знаменитой французской школе Le Cordon Bleu, а кроме того, собрала настолько большую коллекцию кулинарных книг, что Пенроузу пришлось пристроить к дому целую комнату, где фотограф хранила свою библиотеку. Также рецепты Миллер частенько публиковали в Vogue, а сама она выпустила книгу «Ли Миллер: жизнь с едой, друзьями и рецептами».

Голыми руками

Американец Стэн Брэкидж (1933-2003) вошел в историю кино как один из самых его радикальных экспериментаторов: он наносил прямо на кинопленку всевозможные геометрические узоры и разрисовывал ее красками. Свой последний, незаконченный фильм «Chinese Series, 2003» тяжело больной режиссер создал в буквальном смысле голыми руками: царапал ногтями кинопленку, размочив эмульсию собственной слюной.

Абстрактные кувшинки

Сад в Живерни был источником вдохновения для Клода Моне (1840-1926) в течение последних тридцати лет его жизни. Но кувшинки, датируемые 1914-м и последующими годами, резко отличаются от ранних кувшинок из его знаменитой импрессионистической серии. Последние картины Клода Моне абстрактны. Лишь в 1950-е годы они были заново открыты для мира искусства.

Новое начало в конце

Проблемы со здоровьем в преклонном возрасте заставили Анри Матисса (1869-1954) искать замену карандашу и кисти. Экономно расходовать силы позволили ножницы, которыми он вырезал орнаменты из бумаги. Итогом почти десятилетней работы в этой технике стала опубликованная в 1947 году книга «Джаз». Бумажные орнаменты Матисса воспринимаются сегодня как гениальная инновация в конце яркой карьеры.

Тадзуко Саканэ

Тадзуко Саканэ. \ Фото: google.com.

Девушка родилась в богатой семье, и свою любовь к кинематографу начала ощущать тогда, когда отец начал брать её на различные показы кинокартин. Именно благодаря отцу она смогла познакомиться с великим деятелем Кэндзи Мидзогути, что в последствии даст ей первую работу в мире кино в качестве рецензента. Вскоре, осознав, какой самородок попал ему в руки и видя потенциал девушки, Мидзогути повышает её сначала до редактора, а после дарует должность правой руки директора.

Несмотря на довольно лёгкое продвижение по карьерной лестнице, Тадзуко довелось не раз и не два столкнуться с дискриминацией по половому признаку. Именно это и вынудило её коротко постричься и начать одеваться так же, как и мужчины того времени, надеясь тем самым прекратить постоянные нападки на себя.

Тазуко Сакане (в центре), примерно 1936 год. \ Фото: wfpp.columbia.edu.

Вскоре Тадзуко стала первой женщиной-режиссером на территории Японии, представив в 1936 году работу под названием «Новая одежда», которая станет её единственной полнометражной картиной. Помимо прочего, Саканэ также называют режиссером-новатором, документалисткой, поскольку она лично отправилась в Маньчжурию, чтобы запечатлеть последствия войны этого региона с Японией.

Стоит отметить, что после окончания войны в Японии появилось новое правило, которое гласило, что люди на постах директоров должны были обязательно иметь университетское образование. Поскольку Тадзуко никогда не училась в высшем учебном заведении, её вынужденно понизили до должности редактора-сценариста, на которой она проработала до 46 лет, после чего ушла на заслуженную пенсию.

Вирджиния Ольдоини

Вирджиния Ольдоини. \ Фото: dagospia.com.

Эта девушка стала очень известной в мире итальянской фотографии даже несмотря на то, что она не была фотографом или же его помощником. Так, Вирджиния Ольдоини (Кастильоне) была богатой аристократкой, а согласно исследованиям ученых – даже куртизанкой. Утверждалось также, что она была ни кем иным, как самой настоящей любовницей Наполеона III. Однако её заслуги заключались в другом, ведь она стала первой женщиной, у которой были селфи.

Королева сердец. \ Фото: cartierbressonnoesunreloj.com.

Благодаря своему высокому положению, Вирджиния могла позвонить себе собственного фотографа, кем и стал Пьер-Луи Пирсон. Известно точно о том, что он сделал более семи сотен фотографий с девушкой, запечатлевая её в разном возрасте и месте. На этих снимках можно увидеть самые драматические моменты её жизни, а также весьма причудливые и дорогие костюмы. Также девушка не стеснялась демонстрировать свои обнаженные конечности, что в то время считалось запретным и рискованным делом. Стоит также отметить, что Ольдоини не была просто моделью, которая послушно принимает все те позы, о которых говорит фотограф. Аристократка была очень жесткой и требовательной к Пьеру-Луи, выбирая место, масштаб, угол съемки и многое другое для очередного портрета. В результате такого тесного сотрудничества мир получил множество захватывающих и порой весьма странных портретов, которые когда-либо были получены за всю историю фотографии.