Кустодиев Боpис Михайлович
Изображая своих купцов, Кустодиев как бы исследует проявление в их жизни национальных, народных начал, связанных с жизнью крестьянства. Кустодиева интересуют главным образом эстетические вкусы и обычаи жизни купцов.
Купцы Кустодиева празднуют те же праздники, что празднует и народ, — Масленицу, Троицу, Пасху — празднуют так, как празднует народ, соблюдая главным образом их идущую от древних, дохристианских времен обрядность: на Масленицу — катанье с гор, состязания на тройках, балаганные представления, обильная еда; на Пасху — христосование и все то, что связано с пасхальными трапезами; на Троицу — карусели, качели, катанье на лошадях, нарядные одежды, цветы, пряники.
Купцы и купчихи Кустодиева носят дорогие меха, купеческие жены демонстрируют роскошные шали, пуховые платки, шелковые платья, драгоценности, как бы осуществляя в действительности народные представления о «хорошей жизни» — богаты, нарядны; вспомним, что герои русских былин обычно богато одеты; там часто фигурируют «злато-серебро», «скатный жемчуг», «бархат».
Создатели былин обстоятельно, со вкусом и знанием дела останавливаются на всех деталях и подробностях одежды, а дородность тоже входит в народные представления об идеальном герое — «дородный красный молодец».
Однако в рожденных крестьянской средой эстетических идеалах купечества нарушены чувство меры, благородная простота и гармония, присущие народному художественному вкусу.
Они страдают избыточностью, чрезмерностью, вызванными стремлением купечества показать свой высокий имущественный ценз.
Как живописец Кустодиев «осваивает» купеческий эстетический идеал — эту перегруженность богатств, находя им некий художественный эквивалент; для него шелка, бархат, меха имеют свои чисто живописные ценности, и вместе с тем он воспринимает эти богатства в их образной значимости.
| Половой. Из серии «Русские типы», 1920 г. |
Сознавая лежащую в основе купеческого довольства власть денег, Кустодиев не демонстрирует, однако, купеческую страсть к наживе, хотя и не забывает о ней, о чем говорит уже известное нам его полотно «Купец, считающий деньги» (1918).
Процесс купеческой эксплуатации, когда в погоне за прибылью русский негоциант «не пожалеет брата родного» в самом прямом и буквальном смысле (как об этом повествует Мельников-Печерский в романе «В лесах», рассказывая о судьбе двух братьев-купцов), выжимание «прибавочной стоимости» не изображает Кустодиев. Он и не идеализирует купцов: они невежественны, косны, ограниченны, самодовольны, тупы, но в изображении художника они не алчны.
Их хищничество, эксплуататорская сущность остаются у Кустодиева где-то за пределами картины — в его изображении они мирны, добродушны, патриархальны, процесс торговли их как бы даже не интересует. Сами они обычно не торгуют, поручив это приказчикам и сидельцам, а если и торгуют, то лениво и как бы нехотя. Главная их забота — продемонстрировать свое довольство, финансовое могущество, самое большое их удовольствие — показать свое имущество: собольи шубы, куньи воротники, дорогие шали, шапки, платья.
Купцы Кустодиева — потребители, они поглощают творческую инициативу народа, поглощая все, что создает народ. В этом их паразитическая сущность. И недаром М. Нестеров при своем посещении Кустодиева в марте 1923 года говорил художнику, что раньше его раздражало кустодиевское стремление, как он думал, «смеяться над ними (купцами), выставлять на посмешище»1.
Кустодиев и смеялся над ними, но на посмешище своих купцов не выставлял, не нагнетая отрицательных эмоций, и не педалировал своего отрицательного отношения к ним. Прямое обличение — не его сфера, там где он это делает, как, например, в «Купчихе, пьющей чай» (1923) или «Красавице» (1921), его произведения теряют присущее им обаяние. С другой стороны, автор по-своему любит своих героев, и, наконец, положительное и отрицательное в них так сложно диффузно, что не поддается простому разложению на хорошее и плохое.
В этом смысле Кустодиев отличен от А. Островского, с которым он так близок как бытописатель— и типажом, и изображаемой средой, и даже «географией» своих произведений.
| Купец в шубе. Из серии «Русские типы», 1920 г. | ||
1 Б.М. Кустодиев. Указ. соч. С. 251.
—-5—
В 1915 году Кустодиев побывал в Москве. Он бродил по городу, делал зарисовки. Неизменным спутником его был В. В. Лужский – актер МХАТа.
На вербном торгу у Спасской башни стоял трактир, любимое место отдыха извозчиков. Они пили здесь чай. Кустодиева увлекла идея написать картину «Чаепитие».
Так родился «Московский трактир».
Вот что рассказывает сын художника Кирилл, позировавший ему для этой картины: «Отец сперва написал фон, затем приступил к фигурам. При этом он рассказывал, как истово пили чай извозчики, одетые в синие кафтаны. Держались чинно, спокойно, подзывали, не торопясь, полового, а тот бегом «летел» с чайником. Пили горячий чай помногу – на дворе сильный мороз, блюдечко держали на вытянутых пальцах. Пили, обжигаясь, дуя на блюдечко с чаем. Разговор вели так же чинно, не торопясь. Кто-то из них читает газеты, он напился, согрелся, теперь отдыхает.
Отец говорил: «Вот и хочется мне все это передать.
Веяло от них чем-то новгородским – иконой, фреской. Все на новгородский лад – красный фон, яйца красные, почти одного цвета с красными стенами – так их и надо писать, как на Николае Чудотворце – бликовать.
А вот самовар четырехведерный сиять должен. Главная закуска – раки»
Он говорит, а я ему в это время позирую, надев русскую рубаху, в одном случае с чайником, в другом – заснув у стола, я изображал половых.
Позировал ему еще В.А. Кастальский для старика извозчика. Портретное сходство, конечно, весьма приблизительное, так как отец старался верно передать образ «лихача», его манеру держать газету, его руки, бороду.
Борис Михайлович остался очень доволен своей работой.
«А ведь, по-моему, картина вышла! Цвет есть, иконность и характеристика извозчиков получилась. Ай да молодец твой отец!» – заразительно смеясь, он шутя хвалил себя, и я невольно присоединился к его веселью».
Кустодиев – истинно народный живописец. Он мечтал, что когда-нибудь будут построены клубы для народа. Сын художника записал мысли отца, который представлял себе эти клубы или дома культуры в виде прекрасных зданий, расписанных великолепными панно: «Ну, вот, хотя бы как в Венеции, в палаццо Лабия, работы Тьеполо. Там это сделано для господ, а у нас будет сделано для народа России».
А как несказанно был он рад, когда декретом В. И. Ленина дворцы на Каменном острове, принадлежавшие прежде петербургской знати, были отданы под дома отдыха трудовому народу…
Он говорил мне: «Ты счастливый, доживешь и увидишь сам всю красоту предстоящей жизни, а в жизни самое главное – труд и право на отдых после труда. Это и завоевано сейчас самим народом, раньше этого не было, жить было трудно, унизительно и мерзко». www.art-catalog.ru
Официальный туристический портал Ивановской области
Кустодиев Борис Михайлович (1878 — 1927 гг.) — русский художник, в 1900 — 1915 гг. жил и работал в селе Семеновском-Лапотном Кинешемского уезда, часто бывал и в Кинешме. Вне Кинешмы невозможно представить творчество замечательного русского художника Бориса Михайловича Кустодиева. Именно здесь уроженец волжской Астрахани, по собственному признанию, обрел «чувство России», с головой погружаясь в долгие вдохновенные пленэры, или попросту мешаясь в шумной базарной толчее, просиживая за набросками в чайных и трактирах, с жадностью вглядываясь в оживленные лица кинешемцев. В здешней усадьбе Грек в 1900 году Борис Михайлович влюбился с первого взгляда в будущую свою супругу, и теперь уже не пропускал лета, чтобы не посетить свою «вторую родину». Провинциальная Кинешма становится основой для множества картин художника, пестрящих вихрем нарядов и платков, балаганов и трактиров, кренделей и самоваров, расписных саней и глиняных игрушек. Российская Академия Художеств в 1903 году премировала золотой медалью его картину «Базар в деревне». В близлежащей деревне Маурино художник приобрел скромный участок земли, где построил мастерскую, ласково именуя ее «Теремом». После революции Кустодиев подарил свой «Терем» крестьянам, и по воле художника там открылась школа. Первоначально дети использовали в качестве тетрадей свертки рисунков, оставленных Кустодиевым. До самой смерти бывший хозяин присылал маленьким обитателям «Терема» на новогоднюю елку подарки. «Я прожил в тех местах десять лет и считаю эти годы одним из лучших в моей жизни… все эти пейзажи, которые я рисовал и которые вошли ко мне на картины как материал. Всю эту округу я знал, как свои пять пальцев, бродя каждый день там с ружьем… Каждый раз к весне уже подготовлялся ехать на лето туда, мечтая об этих любимых лесах и перелесках», — вспоминал Кустодиев впоследствии. Неизлечимая болезнь спинного мозга приковала Кустодиева к креслу. Очередной курс лечения в Швейцарии он проходил, работая по памяти над знаменитой своей картиной «Купчихи». «Стоят такие купчихи белотелые, около магазинов, а вдали, за ними, Кинешма…» Б.М. Кустодиев. Из письма жене «Ходил сегодня по Кинешме, все смотрел — очень красивый городок, с такой типичной местной физиономией. Особенно хорошо за рекой, где две церкви такой странной формы… Здесь очень много интересного, особенно вчерашний базар меня поразил, по краскам удивительно сильно, и, вероятно, на нем я и остановлюсь, чем выдумывать всякие «сюжеты», нужно только брать из природы, которая бесконечно разнообразнее всего выдуманного.» Из письма Б.М. Кустодиева Ю. Прошинской (декабрь 1902, Кинешма).
Борис Кустодиев: что «самый русский художник» говорил о Николае II
Портрет Федора Шаляпина, 1921 год
Борис Кустодиев по праву считается непревзойденным мастером портрета – этот жанр занял центральное место в его творчестве еще со времен учебы в Академии художеств. После появления первых работ на выставках публика оценила мастерство портретиста – посыпались частные заказы. Сам Кустодиев признавался, что эти заказы отвлекают его от неустанного поиска языка и стиля. Книжный иллюстратор Иван Билибин, историк и реставратор Александр Анисимов, поэт и художник Максимилиан Волошин – в каждом портрете Кустодиеву удавалось уловить и донести до зрителя непростую суть человека. Но, пожалуй, самой знаменитой работой Кустодиева в этом жанре стал парадный портрет Шаляпина.
Правда, ряд исследователей (в том числе Валериан Богданов-Березовский) считают, что художник создал, скорее, сюжетную композицию, «в которой сам портрет, вынесенный на передний план, играет роль главного, но все же составного компонента». Интересно, что в нижнем левом углу Кустодиев изобразил дочерей Шаляпина, Марию и Марфу, прогуливающихся в сопровождении секретаря артиста Исайи Дворищина. У ног Федора Ивановича – написанный с натуры любимый французский бульдог Ройка, которого заставляли «замирать» в нужной позе, сажая на шкаф кошку. Шаляпин восхищался «великим духом» Кустодиева и часто навещал его в петроградской квартире. Они вспоминали родную Волгу и пели душевные песни: серьезно и сосредоточенно, словно погружаясь в некий священный ритуал.
В 1915 году, в самый разгар Первой мировой войны, Кустодиева приглашают написать портрет царя. В то время был небывалый подъем национального духа в России, и царедворцы-политтехнологи, видимо, решили воспользоваться патриотической волной и придать дополнительной русскости образу самодержца. Не случайно, что выбор пал именно на Кустодиева – «самого русского художника».
Борис Михайлович вспоминал: «Ездил в Царское 12 раз; был чрезвычайно милостиво принят, даже до удивления – может быть, у них теперь это в моде “обласкивать», как раньше «облаивали». Много беседовали – конечно, не о политике (чего очень боялись мои заказчики), а так, по искусству больше – но просветить мне его не удалось – безнадежен, увы… Враг новшества, и импрессионизм смешивает с революцией. “Импрессионизм и я – это две вещи несовместимые,» – его фраза. И все в таком роде». В этих словах чувствуется недоверие и осторожность живописца к государю.
Николай II кисти Кустодиева создает очень странное впечатление. Не покидает ощущение неестественности, «ряженности» образа царя в «русском ипостаси». Все это усугубляет несколько отрешенный взгляд императора, направленный сквозь созерцателя полотна.
Позади государя Кремль, а не «родной» Санкт-Петербург. Вероятно, так «имиджмейкеры» Николая хотели придать дополнительной «исконности» императору. Однако московский «интерьер» выглядит слишком искусственно, как макет. Как известно, Кустодиев очень любил обогощать портреты «живым» фоном. Мы видим праздник жизни, балаган, гуляния на его автопортрете на фоне Троице-Сергиевой лавры и на знаменитом портрете Федора Шаляпина. Возможно, художник предлагал живой фон и заказчикам портрета самодержца, но те по какой-то причине остановились на «пустом», безлюдном Кремле.
Потрет сложно назвать удачным, несмотря на безупречную технику художника. Царь получился “ненастоящим”, потому что Кустодиев не смог обнаружить в личности государя той народной искры, русской харизмы, которую он воспевал в своей живописи.
