Прочитайте онлайн 100 великих художников | ПАОЛО ВЕРОНЕЗЕ

Паоло Калиари
известный как
Паоло Веронезе
(итал. Paolo Veronese, 1528, Верона — 1588, Венеция) — один из виднейших живописцев венецианской школы.

Биография

Паоло Веронезе родился в 1528 году в Вероне и был пятым сыном в семье скульптора Габриеля Калиари[1]. Учился у своего дяди венецианского художника Антонио Бадиле, работал в Вероне и Мантуе. В 1553 году Веронезе занимался украшением Дворца дожей в Венеции, а после — церковной ризницы. В 1560 году Веронезе посетил Рим, затем расписывал церковь Святой Вероники в селении Мазер, близ Виченцы. В 1566 году женился на дочери своего учителя Антонио Бадиле. В 1573 году Веронезе был обвинен судом инквизиции, но сумел оправдаться и был принужден только исправить или исключить некоторые фигуры на одной из своих картин.

Умер Паоло Веронезе 19 апреля 1588 года в Венеции от воспаления лёгких. Был похоронен в церкви Святого Себастьяна.[1]

Биография[править | править код]

Паоло Веронезе родился в Вероне, в семье резчика по камню Габриеле ди Пьетро Кальяри[7], носившего семейное прозвище Спезапедра. В многочисленных позднейших источниках указывались различные годы его рождения, но Сесил Гулд, автор статьи о Веронезе в «Биографическом словаре итальянцев», ссылается на документы 1529 года, где возраст Паоло указан как один год, 1541 года, где упоминается 14-летний Паоло, подмастерье Антонио Бадиле, и 1588 года, где сообщается, что художник умер в возрасте 60 лет[8].

В отрочестве Паоло вначале был подмастерьем отца, осваивая ремесло резчика по камню, но достаточно рано проявил интерес и способности к живописи и был отдан в науку к дяде — Антонио Бадиле, на чьей дочери Елене он позже женился. Как Бадиле, так и другой учитель Паоло, Доменико Брузасорчи, были представителями школы Джованни Франческо Карото, не особо талантливыми, но умелыми живописцами[5]. На его стиль оказали также влияние художники-маньеристы Джамбаттиста Зелотти и Паоло Фаринати[6] и брешианские мастера Романино, Моретто и Савольдо. Влияние последних было достаточно ограниченным, поскольку молодой Кальяри в своей живописной технике быстро перерос этих учителей[5]. За время учёбы у Бадиле молодой художник получил прочные начальные навыки живописца и любовь к композициям, в которых сочетаются человеческие фигуры и архитектура[6].

В 1540-е годы, работая в Вероне и Мантуе, Кальяри уже демонстрировал основы собственной живописной системы — чистые, пронизанные светом тона, соединяемые прозрачными тенями. На примерах росписей Джулио Романо и Андреа Мантеньи он освоил также искусство эффектных ракурсов[7]. Специалисты затрудняются определить время создания первых веронских работ Кальяри. По-видимому, запрестольный образ из Бевилаккуа (Мадонна на троне со святыми) создан в 1548 году, к завершению часовни церкви Сан-Фермо-Маджоре, для которой предназначался, или чуть позже. Некоторые признаки позволяют датировать написание картины «Иисус среди книжников» (ныне в собрании Прадо, Испания) тем же годом. Другие большие полотна, точно не датируемые, но явно относящиеся к раннему периоду творчества, — «Введение во храм» (Дрезденская галерея) и «Помазание Давида» (Художественно-исторический музей, Вена)[8]. Первой значительной работой Веронезе, где он уже проявил себя как мастер ракурсов, считаются фрески виллы Соранца в Тревилле (Кастельфранко-Венето), выполненные в 1551 году[6][7]. Над этой росписью он работал совместно с Зелотти; в XIX веке фрески были уничтожены, но их фрагменты хранятся в Венецианской семинарии, соборе Кастельфранко-Венето и городской художественной галерее Виченцы[8].

Искушение Св. Антония

В 1552 году кардинал Эрколе Гонзага заказал для собора в Мантуе четыре запрестольных образа Кальяри и трём другим живописцам — Баттисте дель Моро, Фаринати и Брузасорчи. Кальяри по этому заказу создал полотно «Искушение Святого Антония» (ныне хранится в Кане, Франция), завершив его в Вероне в 1553 году[8]. Эта картина, в которой ощущается влияние Микеланджело[6], согласно Итальянской энциклопедии, намного превосходила в уровне работы остальных художников, работавших над тем же заказом[5].

В 1553 году началась работа Кальяри в Венеции, куда он, возможно, был приглашён по рекомендации популярного в Венецианской республике художника Джамбаттисты Понкино[5]. Его первым заказом стала роспись плафона только что отремонтированного зала Совета десяти во дворце дожей[7]. В этой первой работе по заказу венецианских властей художник уже демонстрировал зрелый, сложившийся стиль: его ракурсы создают ощущение, что фигуры росписи зависли в воздухе над головой смотрящего, палитра богата и насыщена, ярко освещённые переходы наполняют красками даже затенённые участки изображения[6], а роскошные многофигурные композиции естественно вписываются в пространство больших помещений[7].

По-видимому, несколько лет Кальяри делил своё время между Вероной, Венецией и заказами в других городах, однако примерно в середине 1550-х годов он окончательно перебрался в Венецию, где провёл большую часть оставшейся жизни вплоть до кончины. С этого момента он начал подписывать свои работы как Веронезе — «Веронец»[8]. Наиболее ранняя из точно датируемых картин с его подписью — «Преображение Господне» в соборе Монтаньяны — закончена 3 июня 1555 года[8]. Тем же годом датируется его роспись потолка ризницы монастырской церкви Св. Себастьяна, после чего он начал работу над потолком уже в самой церкви. Веронезе периодически возвращался к работе над убранством этого храма вплоть до 1570 года[5]. Сюжетом для церковного плафона стала «История Эсфири», Веронезе также создал для церкви, соответственно в 1558 и 1559 годах, настенные фрески с историей Святого Себастьяна и расписные створки органа[6].

Тондо «Музыка» (1556—1557)

В определённой степени успех Кальяри в Венеции в первые годы был связан с тем, что творивший там же Тициан уже состарился и работал в основном для иностранных заказчиков, а другой знаменитый живописец, Тинторетто, отличался непомерным эгоцентризмом. Тем не менее эксперты соглашаются, что вклад Веронезе в роспись потолка библиотеки Сансовино, созданную в 1556—1557 годах (три тондо с аллегориями Чести, Арифметики и Геометрии и Музыки), был наиболее выдающимся из работ семи художников, участвовавших в этом проекте[8]. Власти города официально преподнесли ему золотую нашейную цепь, предназначавшуюся для художника, наиболее отличившегося в росписи библиотеки, а Тициан удостоил его личной похвалы[5]. Параллельно с работой над публичными зданиями Веронезе в конце 1550-х и начале 1560-х годов выполнял в Венеции многочисленные частные заказы. Ему довелось оформлять самые сложные в архитектурном отношении ренессансные здания этого периода — творения венецианских архитекторов Микеле Санмикели, Андреа Палладио и Якопо Сансовино. Впоследствии их архитектурные решения были использованы им в таких живописных полотнах как «Паломники в Эмаусе» и «Пир в доме Левия»[6].

По-видимому, в 1560 году Веронезе вместе с Джироламо Гримани посетил Рим, однако, по мнению искусствоведов, эта поездка не имела существенных последствий для его творческой карьеры[8]. Напротив, важным этапом в творчестве Веронезе стала в 1561 году роспись виллы братьев Даниэле и Маркантонио Барбаро в Мазере, знаменовавшая его окончательный отход от канонов маньеризма в сторону естественности композиции и яркой цветовой гаммы[6]. Опираясь на классические архитектурные формы, созданные архитектором Андреа Палладио[7], и поручив архитектурные детали оформления своему брату Бенедетто, художник создал на стенах виллы обманчивые пейзажи, а на потолках изобразил голубое небо с фигурами мифологических персонажей. Естественность поз и цветов отличает как фрески на мифологические и аллегорические сюжеты, изображающие радости жизни, так и портреты жены Барбаро с детьми и кормилицей[6]. В январе 1562 года художнику поручили роспись зала Большого совета во дворце дожей в Венеции; по мнению историка искусства Энрико Ридольфи, этот заказ был получен благодаря успеху росписи в Мазере[8].

Мученичество Св. Георгия (1566)

В 1562—1563 годах для трапезной собора Сан-Джорджо-Маджоре было создано монументальное полотно «Брак в Кане Галилейской» (ныне в коллекции Лувра[7]). Эту многофигурную композицию отличают открытость живописного пространства, множественность планов и сложное, но упорядоченное движение людей[6]. Число изображённых персонажей приближается к сотне (предполагается, что в образе четырёх музыкантов запечатлены Тициан, Тинторетто, Якопо Бассано и сам автор), на фоне яркой толпы почти теряются Мария и Христос[7].

Официальное признание в Венеции обеспечивало Веронезе не только известность, но и финансовую независимость. В апреле 1566 года он побывал в родном городе, где женился на Елене Бадиле. Там же он создал алтарную картину «Мученичество святого Георгия» для церкви Сан-Джорджо-ин-Браида. Композиция этого произведения оставалась затем прототипичной для картин подобного рода до XVIII века и позже — вплоть до работ Делакруа. Позже художник ещё неоднократно возвращался в Верону, выполнив множество работ для местных заказчиков[5].

Самым важным событием на протяжении оставшейся жизни Веронезе был скандал вокруг его картины «Тайная вечеря», писавшейся в 1573 году для собора Св. Иоанна и Павла. Полотно, в художественном отношении ставшее одной из лучших работ художника, привлекло внимание инквизиторов своей нетрадиционной композицией и обилием персонажей, не соответствующих канону[8]. Среди персонажей картины — собака, слуга с окровавленным носом, уличный актёр с попугаем и другие. В ответ на предъявленные обвинения Веронезе горячо отстаивал своё право как живописца на художественную вольность, заявив, что художники пользуются «теми же вольностями, какими пользуются поэты и сумасшедшие». Возможно, в ход процесса вмешались светские власти, так как в итоге был найден устраивавший все стороны компромисс: картина была переименована в «Пир в доме Левия» с минимальными переделками в соответствии со сменой темы[6]. В настоящее время это полотно входит в коллекцию Венецианской академии, будучи единственной из «пиршественных» картин Веронезе, оставшихся в этом городе[8].

В последние годы жизни, помимо брата Бенедетто, Веронезе привлекал к работе своих сыновей Карло и Габриэле[5]; после смерти отца они получили известность как «haeredes Pauli» («наследники Паоло»), используя в работе многочисленные эскизы и этюды, которые он оставил[6]. Бенедетто, Габриеле и Карло участвовал и в создании последней масштабной работы Паоло — плафона «Апофеоз Венеции» в зале Большого совета дворца дожей, законченного к 1585 году[7]. В 1588 году Веронезе заразился лихорадкой и умер через несколько дней. Брат и сыновья добились, чтобы художник был похоронен в церкви Св. Себастьяна, над убранством которой он долго работал. Над могилой Веронезе был установлен его скульптурный бюст[6].

Творчество

В его юношеских произведениях («Мадонна», остатки фресок из Casa Contarini, фрески виллы Соранцо и виллы Фанцоло) можно обнаружить характерные особенности веронской школы с её нежным колоритом, но вместе с тем и известную свободу в создании художественных образов, которой автор был обязан влиянию рафаэлевской школы. В возрасте 27—28 лет был призван в Венецию для украшения ризницы церкви Святого Себастьяна и так хорошо исполнил возложенную на него задачу, что до 1570 года постоянно привлекался к работам для этой церкви и существовавшего при ней монастыря, а по смерти удостоился чести быть погребенным в этом храме. Его работы в церкви Святого Себастьяна отличаются легкостью рисунка и нежным, теплым колоритом:

• Коронование Пресвятой Девы
• Эсфирь перед Артаксерксом (Ксеркс I)
• Коронование Эсфири и триумф Мардохея
• Алтарный образ Богородицы
• Фрески, изображающие житие и страдания Святого Себастиана
• Христос у Симона Фарисея

В своих изображениях евангельских сцен с участием в них Христа (Брак в Кане Галилейской, Христос у Симона Фарисея; Христос у Симона; Христос в Еммаусе) Веронезе своеобразно соединил библейское с современным: в венецианском интерьерах XVI века, на фоне архитектуры эпохи Возрождения, пируют в венецианских же костюмах современники художника. Перед нашими глазами оживает все великолепие пиров тогдашнего времени; мы видим ту жажду удовольствий и ту любовь к роскоши и нарядам, которыми отличались венецианцы — современники Веронезе.

Лёгкостью письма и свежестью колорита фрески на вилле Мазер предвосхищают импрессионистов

В числе его картин на евангельские темы, кроме вышеприведенных, заслуживают быть упомянутыми:

• Обручение св. Екатерины
• Мучение св. Юстины
• Святого Георгия
• Снятие с креста
• Отдохновение на пути в Египет

Из картин на другие сюжеты можно указать:

• Семейство Дария перед Александром
• Похищение Европы
• Концерт
• Юпитер
• Марс и Венера

Во произведениях зрелого периода Веронезе соединяет умелый и изящный рисунок с богатством замысла и блеском и теплотой колорита. Как портретист (портреты Маркантонио Барбари, Даниеле Барбаро, воина, сенатора из фамилии Капелло, Джованни Барбариго) Паоло Веронезе близко подходит к манере Тинторетто, но при этом остается неизменно оригинальным.

Интересны также его декоративные работы, многие из которых до нас не дошли; работы эти отличаются смелостью замысла, свободой исполнения, свежестью колорита; они хорошо вписываются в архитектурные формы. Сильную сторону его таланта составляет стенная и плафонная живопись. Особенно интересны в этом отношении, например, фрески виллы Барбаро в Мазере, виллы Тиене, замка в Маньядоле и Дворца дожей в Венеции. Некоторые картины из Дворца дожей теперь находятся в других местах; часть из них — в зале Большого совета:

• Возвращение дожа Андреа Контарини с морской победы над генуэзцами при Кьодже
• Защита Скутари Антонием Лоредано
• знаменитый плафон Апофеоз Венеции

После смерти Веронезе его сыновья Карлетто и Габриеле вместе с его братом Бенедетто образовали товарищество художников, которое выпускало картины за подписью «наследники Павла» (Heredes Paoli). Переняв манеру Веронезе, они не унаследовали его таланта и в своих произведениях не достигли декларируемого качества.

Подражателями и последователями Веронезе были художники: Баттиста д’Анджело, Баттиста Дзелотти и Паоло Фаринати.

Отрывок, характеризующий Паоло Веронезе

Война разгоралась, и театр ее приближался к русским границам. Всюду слышались проклятия врагу рода человеческого Бонапартию; в деревнях собирались ратники и рекруты, и с театра войны приходили разноречивые известия, как всегда ложные и потому различно перетолковываемые. Жизнь старого князя Болконского, князя Андрея и княжны Марьи во многом изменилась с 1805 года. В 1806 году старый князь был определен одним из восьми главнокомандующих по ополчению, назначенных тогда по всей России. Старый князь, несмотря на свою старческую слабость, особенно сделавшуюся заметной в тот период времени, когда он считал своего сына убитым, не счел себя вправе отказаться от должности, в которую был определен самим государем, и эта вновь открывшаяся ему деятельность возбудила и укрепила его. Он постоянно бывал в разъездах по трем вверенным ему губерниям; был до педантизма исполнителен в своих обязанностях, строг до жестокости с своими подчиненными, и сам доходил до малейших подробностей дела. Княжна Марья перестала уже брать у своего отца математические уроки, и только по утрам, сопутствуемая кормилицей, с маленьким князем Николаем (как звал его дед) входила в кабинет отца, когда он был дома. Грудной князь Николай жил с кормилицей и няней Савишной на половине покойной княгини, и княжна Марья большую часть дня проводила в детской, заменяя, как умела, мать маленькому племяннику. M lle Bourienne тоже, как казалось, страстно любила мальчика, и княжна Марья, часто лишая себя, уступала своей подруге наслаждение нянчить маленького ангела (как называла она племянника) и играть с ним. У алтаря лысогорской церкви была часовня над могилой маленькой княгини, и в часовне был поставлен привезенный из Италии мраморный памятник, изображавший ангела, расправившего крылья и готовящегося подняться на небо. У ангела была немного приподнята верхняя губа, как будто он сбирался улыбнуться, и однажды князь Андрей и княжна Марья, выходя из часовни, признались друг другу, что странно, лицо этого ангела напоминало им лицо покойницы. Но что было еще страннее и чего князь Андрей не сказал сестре, было то, что в выражении, которое дал случайно художник лицу ангела, князь Андрей читал те же слова кроткой укоризны, которые он прочел тогда на лице своей мертвой жены: «Ах, зачем вы это со мной сделали?…» Вскоре после возвращения князя Андрея, старый князь отделил сына и дал ему Богучарово, большое имение, находившееся в 40 верстах от Лысых Гор. Частью по причине тяжелых воспоминаний, связанных с Лысыми Горами, частью потому, что не всегда князь Андрей чувствовал себя в силах переносить характер отца, частью и потому, что ему нужно было уединение, князь Андрей воспользовался Богучаровым, строился там и проводил в нем большую часть времени. Князь Андрей, после Аустерлицкой кампании, твердо pешил никогда не служить более в военной службе; и когда началась война, и все должны были служить, он, чтобы отделаться от действительной службы, принял должность под начальством отца по сбору ополчения. Старый князь с сыном как бы переменились ролями после кампании 1805 года. Старый князь, возбужденный деятельностью, ожидал всего хорошего от настоящей кампании; князь Андрей, напротив, не участвуя в войне и в тайне души сожалея о том, видел одно дурное. 26 февраля 1807 года, старый князь уехал по округу. Князь Андрей, как и большею частью во время отлучек отца, оставался в Лысых Горах. Маленький Николушка был нездоров уже 4 й день. Кучера, возившие старого князя, вернулись из города и привезли бумаги и письма князю Андрею. Камердинер с письмами, не застав молодого князя в его кабинете, прошел на половину княжны Марьи; но и там его не было. Камердинеру сказали, что князь пошел в детскую. – Пожалуйте, ваше сиятельство, Петруша с бумагами пришел, – сказала одна из девушек помощниц няни, обращаясь к князю Андрею, который сидел на маленьком детском стуле и дрожащими руками, хмурясь, капал из стклянки лекарство в рюмку, налитую до половины водой. – Что такое? – сказал он сердито, и неосторожно дрогнув рукой, перелил из стклянки в рюмку лишнее количество капель. Он выплеснул лекарство из рюмки на пол и опять спросил воды. Девушка подала ему. В комнате стояла детская кроватка, два сундука, два кресла, стол и детские столик и стульчик, тот, на котором сидел князь Андрей. Окна были завешаны, и на столе горела одна свеча, заставленная переплетенной нотной книгой, так, чтобы свет не падал на кроватку. – Мой друг, – обращаясь к брату, сказала княжна Марья от кроватки, у которой она стояла, – лучше подождать… после… – Ах, сделай милость, ты всё говоришь глупости, ты и так всё дожидалась – вот и дождалась, – сказал князь Андрей озлобленным шопотом, видимо желая уколоть сестру. – Мой друг, право лучше не будить, он заснул, – умоляющим голосом сказала княжна. Князь Андрей встал и, на цыпочках, с рюмкой подошел к кроватке. – Или точно не будить? – сказал он нерешительно. – Как хочешь – право… я думаю… а как хочешь, – сказала княжна Марья, видимо робея и стыдясь того, что ее мнение восторжествовало. Она указала брату на девушку, шопотом вызывавшую его. Была вторая ночь, что они оба не спали, ухаживая за горевшим в жару мальчиком. Все сутки эти, не доверяя своему домашнему доктору и ожидая того, за которым было послано в город, они предпринимали то то, то другое средство. Измученные бессоницей и встревоженные, они сваливали друг на друга свое горе, упрекали друг друга и ссорились. – Петруша с бумагами от папеньки, – прошептала девушка. – Князь Андрей вышел. – Ну что там! – проговорил он сердито, и выслушав словесные приказания от отца и взяв подаваемые конверты и письмо отца, вернулся в детскую. – Ну что? – спросил князь Андрей. – Всё то же, подожди ради Бога. Карл Иваныч всегда говорит, что сон всего дороже, – прошептала со вздохом княжна Марья. – Князь Андрей подошел к ребенку и пощупал его. Он горел.