Как влюблялись, встречались и женились во времена Рембрандта


Рембрандт
Еврейская невеста
. 1665
Het Joodse Bruidje
Холст, масло. 121,5 × 166,5 см
Рейксмюзеум, Амстердам
(инв. SK-C-216 и SA 8292[1])
Изображения на Викискладе

«Еврейская невеста»
(нидерл. Het Joodse Bruidje) — одна из последних и самых загадочных картин Рембрандта. Название ей дал в 1825 году амстердамский коллекционер Ван дер Хоп. Он ошибочно полагал, что на ней изображен отец, дарящий дочери-еврейке ожерелье на свадьбу.

Возможно, это заказной портрет, но одежда персонажей явно похожа на старинную, библейскую, поэтому в качестве названия предлагались «Артаксеркс и Эсфирь», «Иаков и Рахиль», «Абрам и Сарра», «Вооз и Руфь». Наиболее убедительно выглядит версия с названием «Исаак и Ревекка», так как известен рисунок Рембрандта 1662 года (Частное собрание, Нью-Йорк) с таким названием и похожей композицией.

Рентгенограмма картины показывает, что первоначально на картине были изображены дополнительные детали, в частности, в руке девушки была корзинка с цветами.

Винсент Ван Гог однажды сказал, что отдал бы десять лет своей жизни за возможность просидеть две недели перед этой картиной с одной лишь буханкой хлеба.

Литература

  • Декарг П.
    Рембрандт. — Молодая гвардия, 2000.
  • Рикетс М.
    Рембрандт. — Айрис-Пресс, 2006.
  • Bikker J.
    The Jewish bride. Amsterdam: Rijksmuseum, 2013. — 62 с.
  • Benesch O.
    Rembrandt: Étude biographique et critique. Genève: Skira, 1957 — 156 с.
  • Williams J.
    Rembrandts’ women. Publication on the occasion of the Exhibition. Edinburgh — London: National gallery of Scotland, 2001. — 272 с.

Еврейская невеста

Истинный замысел художника часто становится яснее, если мы доподлинно знаем оригинальное название произведения. А что делать, если таковое утрачено, заменено или присвоено по ошибке? Один из известных примеров такой подмены — история знаменитой «Еврейской невесты» Рембрандта. Почти столетие эта картина именовалась именно так с легкой руки Адриана ван дер Хупа (Adriaan van der Hoop), нидерландского банкира и коллекционера, которому она принадлежала. После его смерти коллекция из 250 произведений, включая «Еврейскую невесту», как поговаривают, во избежание уплаты налогов на наследство, была завещана Рейксмюзеуму (Rijksmuseum) в Амстердаме, где она находится до сих пор. Официальный сайт музея публикует работу под названием «Портрет пары из Ветхого Завета, известный как Еврейская невеста». Так была ли невеста?

Полотно изображает пару в весьма неоднозначной позе: не очень молодой мужчина обнимает женщину, его рука покоится на ее груди. Женщина, прикасаясь к руке мужчины, поддерживает этот жест. Интимность их отношений выражена именно этим прикосновением. Более того, судя по композиционному, цветовому и световому строю, этот жест составляет ядро картины: вряд ли такой мастер композиции, как Рембрандт, применил все эти приемы неумышленно. После микеланджеловского «Сотворения Адама» это, пожалуй, самый цитируемый жест в истории живописи.

Название «Еврейская невеста» объяснялось весьма неубедительной трактовкой изображенной сцены, которую картина получила в XIX веке. Мужчина — якобы отец выходящей замуж девушки, только что надевший ей на шею жемчужное ожерелье, — слишком интимно и откровенно демонстрирует свою отеческую любовь. Еврейский отец, изображенный набожным кальвинистом, в протестантской Голландии? Более чем сомнительно.

Работа датируется 1665-1669 годами, а это последние, самые трагические годы жизни Рембрандта. В этот очень продуктивный для художника период, практически лишенный заказов, он пишет только библейские сцены и портреты, в том числе членов своей семьи. На портрете мужчины с лупой, вероятно, изображен Титюс — единственный сын Рембрандта от горячо любимой и умершей вскоре после родов Саскии ван Эйленбюрх. В 1668 году Титюс сочетается браком с Магдаленой ван Лоо — ее лицо мы, возможно, видим на портрете женщины с алой гвоздикой и, конечно, на написанном вслед за «Еврейской невестой» «Семейном портрете».

На основании этих работ можно либо подтвердить, либо опровергнуть физиономическое сходство Титюса и Магдалены с моделями «Еврейской невесты», которое, на мой личный взгляд, вполне очевидно, но для многих исследователей творчества Рембрандта не вполне убедительно. На самом же деле не столь важно, кто в действительности изображен на самом полотне, — важен тот смысл, который художник вложил в изображенную пару, кто бы они ни были.

Рембрандт неоднократно обращался к старозаветным сюжетам, что соответствовало духу голландского «золотого века». Среди чернильных набросков, находящихся в частном собрании в США, есть один, выполненный в 1655 году, почти за десять лет до «Еврейской невесты», под названием «Обнимающаяся пара». Композиция и поза мужчины и женщины практически полностью соответствуют изображению на холсте, хотя на эскизе пара откровенно наслаждается любовной игрой: девушка сидит на коленях мужчины, положив на скамеечку оголенную ножку. И только одно явное отличие: если присмотреться внимательно, в правом верхнем углу, чуть ближе к середине, мы замечаем фигуру, подглядывающую за происходящим! Этот набросок отсылает нас в Ватикан, к более четкому изображению библейской сцены руки Рафаэля, где фигуры играют конкретные роли Йицхака и Ривки, застигнутых царем Авимелехом за любовной игрой.

Известно, что Рембрандт неоднократно менял композицию и лица персонажей уже готовых полотен, вписывая их в более актуальный контекст своей личной жизни. Поэтому совсем не удивительно, что библейский сюжет нашел свое отражение в парном портрете. Более того, этот симбиоз воплощает стремление Рембрандта объединить личное и всеобщее. Окружающую жизнь он рассматривает как часть Библии, возводя жесты и позы обыкновенных людей в символические. С одной стороны, этот жест сложенных рук чуть ниже груди напоминает каждому из нас попытку в первый раз нащупать зарождающуюся новую жизнь, следующую за вступлением в брак; с другой стороны, это убедительный символ хранимого содружества, жест, говорящий о связующем долге любви, счастье которой неотделимо от тяжести обязательств.

Дважды овдовевший Рембрандт, выкинутый кредиторами из своего дома, напоминает нам Авраама, отправляющего Элиэзера на поиски «достойной» Йицхака жены в надежде на то, что Магдалена, подобно Ривке, вернет радость и благополучие его семье. Мы вольны видеть в портрете прообразы праотцов или лица близких художнику людей, но, скорее всего, лишь симбиоз этих трактовок поможет нам постигнуть скрытую суть произведения.

Надежды Рембрандта, однако, остались на холсте. Сын художника Титюс умер в 1668 году, не дожив до рождения своей дочери, сам Рембрандт скончался спустя год после смерти Титюса, а нееврейская «еврейская невеста» — через две недели после него.

Гимн повседневности: выставка голландских жанристов в Шверине

Пьяные простолюдины и музицирующие благородные дамы, кормящие матери и вооруженные всадники, — все это голландская жанровая живопись старых мастеров. Кульминационные моменты повседневности — ее главные темы. (06.08.2010)
А уж рисунков и гравюр — вообще не счесть! Портреты Саскии-невесты, Саскии «с жемчугом в волосах», Саскии «в образе Св. Катерины», спящей Саскии, Саскии, сидящей в кровати… Некоторые из них, в том числе весьма фривольного содержания, представлены на выставке.

Символы любви и верности

Но главный портрет Саскии, открывающий экспозицию в виде компьютерной анимации и (уже в оригинале) завершающий выставку, — это «Портрет в красной шляпе». Саския изображена в богато украшенной одежде и экстравагантной шляпке с большими полями. Художник начал писать этот знаменитый портрет еще до женитьбы, но после смерти жены в 1642 году добавил некоторые атрибуты: белое перо, веточку розмарина в руках Саскии — символы любви и верности.

Рембрандт ни за что не хотел расставаться с портретом. Лишь спустя много лет после смерти жены, когда оказался на грани банкротства, он написал копию — для себя, а оригинал продал. Его позже приобрел ландграф Гессен-Кассельский. Так знаменитый портрет вместе с другими работами голландцев XVII века оказался во дворце Вильгельмсхёэ.

Почему разорился Рембрандт

Как же оказалось, что знаменитый художник, картины которого так хорошо продавались, умер в бедности? Главная причина — в том, что в результате войны между Англией и Голландией разорились многие его богатые заказчики. Кредит на дом в Амстердаме (там сейчас расположен Дом-музей Рембрандта) художник выплатить не смог, и ему пришлось переехать оттуда в бедный квартал, где Рембрандт и прожил до конца жизни.

Свадебные дары на выставке в Касселе

Усугубило положение и завещание Саскии, которое, кстати, тоже можно увидеть на выставке: все ее состояние отходило не к Рембрандту, а к их сыну. Кроме того, Саския, которая не хотела, чтобы Рембрандт женился еще раз, особо оговаривала, что если он женится, то тогда все деньги получит уже не Титус, а одна из ее сестер. Поэтому художник и не оформил много позже брак со своей возлюбленной Хендрикье Стоффелс, с которой он прожил много лет и которая — вместе с Титусом — спасала художника от кредиторов.

О ней, кстати, на выставке — ни слова. Только о Саскии.

Смотрите также: Шедевры позднего Рембрандта

  • Рембрандт. Синдики

    Шедевры позднего Рембрандта

Новое в блогах

Хотелось более подробно познакомиться с картиной «Еврейская невеста» — одной из последних и самых загадочных картин Рембрандта.

Название ей дал в 1825 году амстердамский коллекционер Ван дер Ноор. Он ошибочно полагал, что на ней изображен отец, дарящий дочери-еврейке ожерелье на свадьбу.

Общепринятое название «Еврейская невеста» основано на старом, ныне отвергнутом толковании, появившемся в XIX веке. Можно почти с уверенностью сказать, что женщина отнюдь не невеста и не иудейка, разве что изображена в воображаемом, псевдобиблейском стиле, характерном для исторических полотен Рембрандта.

«Рембрандт мог быть и другим, если ему не нужно было быть буквальным, как в портрете, когда он мог сочинять, быть поэтом, творцом. Им он выступает в картине «Еврейская невеста».

Рембрандт. Еврейская невеста.1667г.

Картина — один из шедевров позднего периода творчества художника, для которого характерны красные и золотисто-коричневые тона. Одежда в некоторых местах написана стремительными мазками, тона достигают светоносной насыщенности, удивительно теплой по колориту и в то же время не самодовлеющей, что только усиливает эмоциональность сцены.

ОТЗЫВЫ О КАРТИНЕ

Рембрандт изобразил случайную любовную пару в образе Исаака и Ревекки. Является ли жест рук традиционным для еврейского обручения или нет, эта картина — перенесенный из старины убедительный символ хранимого содружества, картина, освященная чувством Рембрандта, являющаяся одним из захватывающих живописных шедевров мира» (Кеннет Кларк).

Эта картина является несравненным триумфом живописи Рембрандта, из ее расточительного мира красок выделяются нанесенные мастихином пламенеюще-красный и солнечно-золотой цвета, по которым пробегают бронзово-зеленые вспышки. Эта картина — упоение для взора, полное «величайшего и естественнейшего движения», звучащий страстный и пылкий гимн всему живущему.

«О картинах Франса Халса можно говорить — он всегда остается на земле, Рембрандт же настолько погружается в мистерию, что он выражает такое, для чего никакой язык не имеет слов», — так говорил Винсент ван Гог об этой картине.

КТО ИЗОБРАЖЁН НА ПОЛОТНЕ

Персонажи этой картины вызывают разногласия среди исследователей. Делаются попытки найти библейские аналоги. Героями картины называют Исаака и Ревекку, Иакова и Рахиль, Вооза и Руфь, Товия и Сару.

Возможно они изображают ветхозаветную пару Исаака и Ревекку, поселившихся в земле Филистимской и из страха выдававших себя за брата и сестру.

Но однажды «Авимелех, царь Филистимский, посмотрев в окно, увидел, что Исаак играет с Ревеккою, женою своею», после чего он взял обоих под свою защиту (Первая книга Моисеева, 26).

Кажется наиболее вероятным, что на картине изображены сын Рембрандта Титус и его молодая жена Магдалена ван Лоо. Во всяком случае, об этом говорит портретное сходство.

Рисунок Рембрандта. Более ранний рисунок Рембрандта еще включает в себя изображение смотрящего из окна царя, примером же для рисунка служило изображение той же библейской сцены Рафаэля в лоджии Ватикана.

Рентгенограмма картины показывает, что первоначально на картине были изображены дополнительные детали, в частности, в руке девушки была корзинка с цветами.

ОПИСАНИЕ КАРТИНЫ

Рембрандт пишет обращенную к нам лицом молодую девушку, наивную, чистую и невинную, к которой слева приблизился одетый в богатые восточные одежды, отливающие золотом, мужчина, чем-то очень похожий и на Рембрандта, и на Титуса, но цветущий, молодой и красивый.

Он трепетно наклонился к героине, и, говоря ей о своей любви и будущем материнстве, обнял ее левой рукой за плечи, а правую, в широком сверкающем рукаве, робким, благоговейным жестом положил на красное платье, чуть коснувшись юной груди, скрытой под ажурно-золотым свадебным покровом.

Девушка, в которой смутно угадываются преображенные кистью черты Магдалены ван Лоо, кончиками пальцев левой руки, положенных на грудь, прикасается к пальцам возлюбленного. Не глядя друг на друга, влюбленные как бы прислушиваются к звучащим в них внутренним голосам. Их движения воплощают один из самых целомудренных, правдивых и прекрасных жестов в живописи.

Лица молодых людей дышат чистотой и целомудрием. Они чуть скованы, смущены, но буйство красок, их неожиданные переходы свидетельствуют о счастливом волнении, охватившем эти молодые души.

Фигуры мужчины и женщины почти лишены движения. Широкими, застывшими массами они стоят на первом плане, тесно соприкасаясь друг с другом.

Край рамы отрезает фигуры ниже колен, скрытых пышными одеждами, и кажется, что с внутренней стороны он прикасается к роскошному наряду невесты.

Зритель воспринимает амстердамскую чету в самой непосредственной, осязательной близости.

Выпуклые пастозные мазки необыкновенно усиливают эмоциональное впечатление от картины, и в то же время, благодаря мерцанию красок и расплывчатости контуров, они кажутся неуловимыми, витающими в загадочном пространстве, словно образы мечты или сновидения.

Несомненно, что Рембрандт хотел написать не парный портрет и не библейскую легенду, а картину о высокой человечности супружеской любви.

Но нужно подчеркнуть и другое: при всей ликующей мажорности колорита в самом контрасте между напряженной застылостью и скованностью фигур и бурным пиршеством красочной поверхности есть какой-то тревожный оттенок трагического предчувствия.

Источники.

https://aria-art.ru/0/V/Verzhbickij%20Anatolij.%20Tvorchestvo%20Rembrandta/7.html

https://rembr.ru/portraits/rembrandt5.php

https://smallbay.ru/artbarocco/rembrandt_37.html

https://opisanie-kartin.com/opisanie-kartiny-rembrandta-evrejskaya-nevesta/

Мазаль Тов: Как празднуют традиционную еврейскую свадьбу

Я никогда раньше не была ни на одной свадьбе. А тут меня сразу пригласили на традиционную еврейскую свадьбу, где невестой была дочь главного раввина Москвы Эсти Гольдшмидт, а женихом — Арвен Шайнин. Свадьба была назначена на вторник. Дело в том, что у ортодоксальных пар принято играть свадьбу только в будние дни, в отличие, например, от русских, которые зачастую празднуют по субботам. Еврейская же свадьба может проводиться в любой день недели, за исключением шаббата, который начинается на закате в пятницу и длится до заката субботы, а также за исключением еврейских праздников, например еврейского Нового года.

Меня сразу предупредили по поводу наряда — платье должно покрывать локти и колени. Для гостей был свой дресс-код. Невеста решила одеть всех гостей в красное. Однако, как я потом узнала, в Талмуде сказано, что еврейские женщины не носят одежду красного цвета, поскольку это притягивает внимание и, в конечном счете, может привести к разврату. Получается, что ношение одежды красного цвета является нарушением запрета одеваться нескромно. Несмотря на это, большинство гостей соблюли дресс-код и порадовали молодую пару.

Церемония бракосочетания была назначена на 17.00, но гостей собирали уже в 16.00. Мы приехали пораньше. Дождь лил не переставая, поэтому часть гостей толпилась внутри Хоральной синагоги на Китай-городе, а другая — снаружи под крышей. В это время в Большом Молельном зале шла молитва. Поэтому нас сразу пригласили в ресторан «Римон», который находится на втором этаже. Там гостей ждали кошерные угощения и еврейская музыка. Через некоторое время в зале появилась невеста в роскошном белом платье и села на красиво украшенный стул в центре зала (этот стул ассоциируется с троном, так как в день свадьбы невеста — это царица). Затем гости начали поздравлять девушку. У меня назрел вполне логичный вопрос: «А где, собственно, жених?». — «Он подписывает договор об обручении и брачный договор на мужской половине», — подсказал мне мой сосед.

Пока невеста принимает поздравления от гостей на женской половине, тем временем на мужской жених с раввинами подписывает документы. Сначала «тнаим» — договор об обручении, а затем «ктубу» — брачный договор. Документ об обручении оформляется и подписывается непосредственно перед актом бракосочетания. В это же время в молельном зале мать жениха и мать невесты вместе разбивают тарелку в память о разрушении Храма Иерусалимского. Это действие несет и символический характер: как разбитую тарелку больше невозможно полностью восстановить, так и испорченные отношения не возродить. После этого происходит подписание ктубы, то есть, брачного контракта. В этом документе перечисляются обязательства, которые берет на себя жених, и права его будущей жены. На мужскую половину меня, конечно же, не пустили, поэтому об этом я узнала из рассказа своего коллеги.

Спустя примерно час музыка на женской половине стала громче и в зал зашел жених в сопровождении родственников и друзей, пришедших на Кабалат паним (прием гостей перед церемонией бракосочетания), чтобы совершить обряд «бадекен» (покрытие) в присутствии свидетелей. Этот обряд является частью церемонии «хупа» (бракосочетания). Покрывая лицо невесты, жених как бы показывает, что он берет на себя обязанность заботиться о ней. Обычай этот восходит к изречению «Девушка выходит покрытой». Согласно древней традиции европейских евреев, фата закрывала лицо невесты полностью. Поэтому свидетели должны были удостовериться, что скрывающаяся за ней девица является той самой невестой. «Дабы избежать повторения истории, произошедшей с нашим праотцем Яковом, взявшем в жены Лею вместо Рахель», — пояснили мне позже.

Пока гости поздравляли молодых, я познакомилась с Шимоном Левиным — заместителем главного раввина Москвы. Он мне рассказал о том, что перед свадьбой огромную роль играет подготовка к этому важному дню. «По обычаю, жених и невеста не должны видеть друг друга до свадьбы неделю, чтобы они успели соскучиться друг по другу. Кроме того, в день свадьбы у жениха и невесты искупаются все грехи, поэтому они постятся до церемонии бракосочетания. Что же касается самого дня бракосочетания, то есть особая молитва, которую невеста читает перед Хупой. В этой молитве она просит о самом сокровенном и может помолиться за каждого желающего. Обычно у невесты есть список людей, которые попросили ее помолиться за них под Хупой», — рассказывает Шимон Левин.

После церемонии «бадекен» все спустились на первый этаж в Большой Молельный зал на главную церемонию бракосочетания, которая называется «Хупа». Хупа — это четыре высоких столбика, покрытых сверху куском материи — балдахином. Традиционное сооружение, в котором и совершается обряд бракосочетания жениха и невесты. Существует мнение, что хупа символизирует дом, в котором муж и жена будут жить вместе. И неспроста ткань, наброшенная на четыре подставки, не покрывает полностью это сооружение. В этом можно усмотреть аллегорию с жизнью супругов, которая будет открыта всем ветрам и ненастьям и надо быть готовым ко всем превратностям судьбы. Другая версия гласит, что хупа знаменует собой комнату в доме жениха, куда будет после приведена невеста, чтобы соединиться с молодым мужем. А открытые стены символизируют гостеприимность жениха и невесты.

Во время молитвы в Молельном зале мужчины сидят внизу, а женщины наверху. В день свадьбы женщинам разрешается спуститься вниз. Однако мужчины и женщины все равно сидят отдельно — мужчины слева, женщины — справа. Заняв свое место в женской половине, я почувствовала, будто нахожусь на съемках какого-то фильма: гости встречают невесту, идущую к алтарю под руку со своим отцом. Пока все ждали невесту, я разглядывала наряды и прически еврейских женщин. И заметила, что многие из них были в париках. Позже я выяснила, что замужние еврейские женщины должны носить или плотно прикрывающий волосы головной убор, или… парик, который приравнивается к головному убору.

Старость не радость

Через полчаса после того, как организаторы рассадили всех гостей, под музыку начала выходить семья жениха. Они выходили под песню «Заклинаю вас, дочери Иерусалима». Эта песня составлена на слова из книги «Песнь песней», в которой говорится о любви девушки, разыскивающей своего возлюбленного. Она просит дочерей Иерусалима сказать ее возлюбленному, если они его найдут, как ее сердце страдает от любви к нему. Согласно толкованию еврейских мудрецов, смысл этой Книги заключается в аллегорическом повествовании об отношениях любви между Богом и Его народом.

Следом за ними вышла семья невесты под звуки песни «Вечер роз». Это современная израильская песня, слова к которой написал Моше Дор. Она построена на основе текста из Книги «Песнь песней». Слова: «Вечер роз, выйдем в сад. Мирра, благовония и босвеллия – настил ногам твоим». В конце выходит жених под песню «Древо жизни она». В этой песне говорится о том, что Тора подобна древу жизни для тех, кто держится за нее. Песня произносится при возвращении свитка Торы в священный ковчег во время молитвы в синагоге. Так как балдахин хупы находится перед священным ковчегом, жених вспоминает об этой песне.

После того, как все родственники и жених зашли в зал, гости замерли в ожидании выхода невесты. И вот под песню «Войди с миром», слова которой взяты из последнего абзаца песни «Леха доди», написанной раввином Шломо Алькабецом из Цфата, выходит невеста в роскошном белоснежном платье. Все достали уже заранее приготовленные телефоны и начали снимать. Признаться, я тоже не удержалась. Кстати, эту песню поют в синагоге в пятницу вечером. Слова песни уподобляют отношения между Шабатом и еврейским народом отношениям жениха и невесты. Восходящая звезда, ученик школы Лаудер Эц-Хаим Максимилиан Хинанашвили прекрасно ее исполнил. Мелодия взята из песни «Кон те партиро» («Ухожу с тобой») Франческо Сантори, в ознаменование того, что невеста уходит с женихом.

И вот жених и невеста стоят под Хупой. По традиции первым под Хупу входит жених, олицетворяя хозяина дома. Затем в сопровождении отца или обоих родителей под полог входит и невеста. Это значит, что супруг ей предоставляет кров, одежду и берет на себя все обязательства по содержанию. Затем невеста обходит семь раз вокруг жениха под песню «Барух аба» (Благословен входящий). Слова псалма из молитвы «Алель»: «Благословен входящий во имя Господа». Эта мелодия восходит к традициям испанских и португальских еврейских общин, в память о предках семьи Гольдшмидт из Голландии.

Про этот обычай я раньше ничего не слышала. Поэтому спросила у раввина, что он означает. «У этого обычая есть целый ряд причин. Первая из них заключается в том, чтобы показать, что хупа проходит под Божественным покровительством, поскольку Всевышний раскрывается в семи небесах. Кроме того, этот обычай символизирует желание жениха и невесты стать мужем и женой, а то, что обходит жениха именно невеста, делается для того, чтобы указать на особый высокий статус женщины в иудаизме — семью они строят вместе, но обходит именно она», — рассказал Шимон Левин.

Еврейская свадьба по традиции начинается с чтения благословений перед церемонией обручения. Эти благословения сначала читают над вином, потом начинается обручальное благословение. После благословений молодые пьют ритуальное вино. По старым обычаям жених преподносит невесте кольцо и произносит торжественные слова. Жених надевает кольцо на правую руку невесты на указательный палец в присутствии двух свидетелей. Этот обряд называется «кидушин». Если строго следовать традициям, то невеста не надевает под хупой кольцо на руку мужу.

«Дело в том, что согласно Торе активная сторона в заключении брака — это мужчина. Женщина соглашается выйти замуж. Принимая от жениха кольцо, она, тем самым, как бы соглашается выйти за него замуж», — рассказывает раввин.

Затем идет чтение ктубы и благословения родственниками и гостями, которые выражают благодарность Творцу за создание мужчины и женщины, а также за создание союза между ними. Очень красивой завершающей традицией свадебного обряда является разбивание стакана. Перед тем, как его разбить, стакан оборачивается тканью, чтоб не разлетелись мелкие осколки. Жених должен раздавить стакан правой ногой. В это время все гости кричат «Мазаль тов!», желая молодой паре счастливой судьбы.

«Стакан разбивают в память о разрушенном Иерусалимском Храме. В момент наивысшей радости мы как бы говорим себе, что наше счастье неполное и мы ждем, когда Храм в Иерусалиме будет отстроен», — рассказывает Шимон Левин.

Церемония завершается в небольшой комнате «хадар йихуд», где молодожены уединяются в сопровождении свидетелей. Там, как правило, для молодых накрыт легкий ужин, так как до Хупы жених и невеста не брали в рот ни крошки. В этой комнате жених и невесте в первый раз уединяются уже как муж и жена. Эта часть церемонии называется «йихуд». Она показывает, что теперь пара действительно состоит в браке.

После торжественной церемонии бракосочетания гости отправились на праздничный банкет. Свадебная церемония представляется радостным празднованием с национальными танцами и песнями. В ортодоксальных общинах мужчины и женщины сидят и танцуют по отдельности. Из угощений многие выбирают кошерную пищу, однако менее ортодоксальные могут заказать рыбное или вегетарианское меню. Мне посоветовали обязательно попробовать гефилте фиш — фаршированную рыбу. И, конечно же, то, без чего не обходится ни одна еврейская свадьба, — традиционный танец Хора, во время которого молодоженов поднимают на стульях и чествуют, как царя с царицей. «На самом деле, это просто красивый обычай. Думаю, что у него нет особых причин», — рассказал Шимон Левин.

У иудеев существует заповедь веселить жениха и невесту. Все поют и танцуют вокруг новобрачных. Говорят, что тот, кто наслаждается свадебной трапезой и не веселит жениха и невесту, поступает неверно. И, наоборот, тот, кто веселит жениха и невесту, удостаивается мудрости Торы. Его сравнивают с тем, кто приносит благодарственную жертву в Храме и отстраивает разрушенный Иерусалим. Даже если человек только находится в месте, где устраивают свадьбу и не участвует в самой трапезе, в любом случае обязан принять участие в веселье. Поэтому скучать нам не пришлось. Однако, вспомнив в начале 12-го о том, что завтра рабочий день, мы решили поехать по домам, остальные же гости праздновали до утра.

Татьяна Поддубская

«Еврейская невеста»

Смерть Хендрикье была лишь очередным этапом на пути Рембрандта к одиночеству. Судьба будет беспрестанно наносить удары по его близким, словно задавшись целью довести этого человека до положения старика, ведомого ребенком, как в какой-нибудь притче. Круг сужается. Круг все более малочисленной семьи становится ненадежным, хотя и все еще стойким укреплением. Рембрандт, ограничивающий глубину поля зрения в своей живописи, работающий в приближении, ведет себя как осажденный, который, запершись в своей крепости, устраивает праздники красок, изображая лица близких. Он теперь пишет только портреты и библейские сцены, сближающие противоположные возрасты: стариков с юношей, старика с ребенком, – темы, наиболее близкие человеку. Каждая картина соткана из жизни. Именно так он всегда отзывался на смерть. Раньше ему нравилось трактовать религиозные и исторические сюжеты. После смерти Саскии он выходил из дому, чтобы рисовать и писать пейзажи. Теперь он сидел дома, а когда прогуливался по своему кварталу, то делал это лишь для того, чтобы не потерять из виду дорогих ему людей. Если паче чаяния живопись может сберечь жизнь, не следует ослаблять внимания…

Итак, его творчество стало полностью интимным. Разумеется, он всегда писал близких, изображая свою мать в образе святой Анны, Саскию и Хендрикье – в образах Флоры, но ему делали заказы на одиночные или групповые портреты – и он покидал ядро своей семьи, отправляясь на поиски возможностей развить свое искусство: легенды о Самсоне, Ганимеде, Эсфири, жизнь и Страсти Христовы, похищения Прозерпины и Европы – истории, которые он рассказывал на свой лад, обновляя их содержание. Теперь же, напротив, он пишет лишь тех мужчин и женщин, которые не совершают никаких поступков; ему нравится видеть их в единственной роли: жизни. И своими красками он вводит их в Легенду – Легенду, принадлежащую ему одному.

10 февраля 1668 года Анна Хейбрехтс и ее дочь Магдалена ван Лоо, Рембрандт ван Рейн и его сын Титус ван Рейн вместе отправились в церковь. Молодые расписались в церковной книге. Титус двадцати семи лет и Магдалена двадцати семи лет объявлены соединенными священными узами брака. Как было предусмотрено, Титус поселился с Магдаленой на Зингеле, в доме Анны. Рембрандт остался в доме на Розенграхт с четырнадцатилетней дочерью Корнелией.

Как в доме вдовы ювелира ван Лоо, так и в обители художника жили скромно, считая каждый флорин. 23 июля 1668 года Рембрандт и Титус снова одолжили 600 флоринов у художника Кристиана Дюзарта – друга, который переживет их обоих и станет опекуном Корнелии.

Единственные настоящие ценности, которыми обладают близкие художника, – это его произведения, но это ценности в большей степени духовные, нежели коммерческие. 16 мая Анна Хейбрехтс отправилась к нотариусу мэтру Меерхауту, чтобы составить завещание. Она завещала дочери свой портрет работы Рембрандта – картину, которую, по всей видимости, он написал, чтобы отблагодарить ее за показания в его пользу в момент финансового краха. Дело дошло до реликвий, которые необходимо спасти. Есть определенное величие в амстердамских мещанах, когда они, живя на грани нищеты, завещают картину, которую не желают продавать; живя без денег, принимают единственные еще доступные им решения, являющиеся в равной мере проявлением душевного тепла и способом защиты самых смелых и самых неоднозначных произведений. Да, самых смелых, ибо широкими движениями своей кисти Рембрандт создавал все более богатый материал, в котором краски достигали все большей интенсивности. И самых неоднозначных, ибо эти ярчайшие краски распределялись на участки, изобилующие контурами. Рисунка больше нет, фигуры уже не очерчиваются одной линией. Они возникают в выявляющем их свете, но не в солнечном, законы распространения которого уже известны оптике. Освещение у Рембрандта подчиняется единственной логике: логике картины. Солнце – это солнце художника. Так и появляются эти произведения, неоднозначные из-за интенсивности цвета и стремления высветить одни участки, а другие поместить в полусвет или мрак. Таким образом, картина находится в нескольких промежутках времени и подвержена невиданным по своей силе контрастам – это и есть независимость по отношению к строгим законам реальности, и она не может не поражать.

Рембрандт отныне проявляет ту же независимость и в манере одевать своих персонажей. Мы помним о его пристрастии в зрелом возрасте к странным одеяниям, в которые он наряжал Саскию. Он не отказался от них. Будь то в «Аристотеле», «Юноне» или же в изображении четы с картины «Еврейская невеста», над которой он теперь работал, он всегда любил выдумывать одежды, предназначенные скорее для театральной сцены и прекрасно подходящие к пространству его картин. Костюмы из мира фантазии, костюмы для красок и живописи – ранее он приберегал их для мифологических и исторических сюжетов. Теперь же красные и золотые цвета преображают позирующих ему людей в исключительных героев, вышедших из его собственных грез, а не из общеизвестных легенд, людей, которые в быту продолжают жить в строгой размеренности черного и белого. Портреты таких людей всегда выходили у него великолепно. В тот год к нему пришли два последних заказчика. Они желали иметь парный портрет. Рембрандт увидел их в юной мощи, людьми высшего круга, богатыми, уверенными в себе, обладающими той непринужденностью поведения, которую можно обрести лишь в детстве. Чувствуется, что у дверей мастерской их поджидают слуги с экипажем. Мужчина держит только что снятые перчатки, женщина – веер из страусовых перьев. На ней мало украшений, но все они красивы: бриллиантовая брошь, драгоценный золотой браслет. Те два портрета Рембрандт довел до полного завершения, вплоть до блеска ногтей, при этом ему удалось выдержать свои модели в простых объемах: цилиндры рукавов у женщины, конус накидки из белого шелка, наброшенной ей на плечи. Черное, белое, но это роскошные черные и белые цвета в строгой композиции.

В то же время он написал картину, получившую впоследствии название «Еврейская невеста». Название странное, ведь на полотне изображена супружеская чета, причем женщина беременна. Но Рембрандт всегда обладал даром создавать произведения, которые становились знаменитыми под неожиданными названиями – «Ночной дозор», «Лист в сто флоринов», – не соответствовавшими сюжету в полной мере, несмотря на то что в изображении сбора ополченцев есть и свет и тень, а «Христос, исцеляющий больных» был оценен в сто флоринов; наверняка Рембрандта окружало гораздо больше евреев, чем других художников его времени, хотя и не один живописец создал портрет того же самого раввина Менассеха бен Израэля.

Название «Еврейская невеста» подало идею историкам, которые, порывшись в архивах, обнаружили там упоминание о двух молодых людях из еврейской общины Амстердама, Мигуэле де Барриосе и Абигаль де Пина, сочетавшихся браком в 1668 году и, возможно, заказавших свой парный портрет у Рембрандта. Другие историки сочли, что это, скорее всего, портрет Титуса и Магдалены, которых Рембрандт пожелал изобразить вместе, предварительно написав по отдельности: Титуса – с лупой в руке, а Магдалену – с гвоздикой. Все это сочетается с написанным вслед за «Еврейской невестой» «Семейным портретом», изображающим Магдалену вдовой после смерти Титуса, с выражением бесконечной грусти на лице и с новорожденным ребенком на руках, которого Титусу не довелось увидеть. Подле нее поместились Корнелия и Франсуа ван Бейлерт, крестный ее дочери, явившийся со своим юным сыном, тоже Франсуа, который позднее женится на маленькой Тиции. Таким образом, летопись будет продолжаться из картины в картину, являя глазам хрупкую семью, пытающуюся возродиться после стольких несчастий. Здесь и речи нет о пышном генеалогическом древе, о портретах настоящих семейств. Здесь мы скорее видим людей, уцелевших в бедствии и находящих поддержку в присутствии друг друга. В руках у Корнелии корзина цветов и листьев, Франсуа ван Бейлерт держит красную гвоздику, а серьги вдовы странным образом напоминают те, что были на «Еврейской невесте». Это показывает, что обе картины («Еврейская невеста» и «Семейный портрет») повествуют о двух сторонах одной истории: счастливом времени свадьбы сына и тяжелом испытании вдовства невестки. Рембрандт сделал их одного размера: из одной картины в другую он продолжает свой рассказ.

Однако некоторые историки сочли неприемлемыми обе эти гипотезы, поскольку лица на обеих картинах лишены сходства, а «Еврейская невеста» – по всей вероятности, композиция Рембрандта на библейский сюжет о любви Исаака и Ребекки или же, возможно, Иуды и Фамари.

Это не столь важно, поскольку в конце концов ничто не мешает нам думать, что все три версии накладываются друг на друга, ведь если сравнить две четы, портреты которых были написаны в той же мастерской в одно и то же время – двух богатых, но строго одетых неизвестных и сверкающую пару из «Еврейской невесты», сама собой приходит мысль о том, что последняя картина – не портрет заказчиков, позировавших в мастерской, а полотно о согласии между мужчиной и женщиной.

Тем не менее при переходе от одной гипотезы к другой получается, что смысл картины обедняется и выделяется лишь один фрагмент из ее многозначной сути. Нужно вернуться к самому произведению. На фоне неясной зелени угадывается часть большой стены и городского пейзажа. Красно-золотая чета стоит перед пилястром. Два лица и четыре руки. Мужчина наклоняется к женщине, открытой его взгляду, взор которой обращен лишь к ее собственным мыслям. Ее правая рука, держащая цветок, покоится на животе. В лице – доверчивая серьезность супруги, знающей о том, что она носит в себе дитя, а потому занятой лишь этим присутствием в себе еще одной жизни. Мужчина обнимает ее левой рукой за плечи. Правая рука лежит на платье на уровне груди, где с ней соприкасается левая рука женщины. Пальцы касаются друг друга. Легкое прикосновение. Ничто не давит. Мужчина смотрит на руку женщины, дотронувшуюся до его собственной.

Три руки – на груди и на животе – в центре картины, и высоко над ними два лица, одно склоняется к другому. Три руки, прервавшие движение, создающие мягкую вертикальную линию, которая перекликается с жесткой вертикалью колонн. Каменное основание, основание грядущего человека. Вокруг – руки и лица: золото, белый шелк, красный шелк – царство красок.

Тела под одеждами не видны. Чета облечена в краски, выделяющие ее силуэт. Это не означает, что Рембрандт побаивается наготы. Своей «Данаей», «Вирсавией», «Молодой женщиной, купающейся в ручье» он доказал, что любит писать обнаженное тело в полумраке спальни, в сумерках дворцового дворика, в свете вольного воздуха. Примирившись с плотью после того, как в начале своей карьеры он показал ее ущербность, теперь он предпочитал одевать ее в краски и вписывать в огромные объемы облекающих ее костюмов. Отныне он покрывал плоть тем, что любил писать превыше всего: модуляциями цвета на широких поверхностях. Какое воспоминание о покрытых сусальным золотом заалтарных композициях пробудилось в нем? Возможно, он вспомнил о работе Арта ван Лейдена, которой некогда обладал, – заалтарной картине, над которой трудились живописец и ювелир. А главное, вернулось его пристрастие к длинным тяжелым платьям Возрождения, одеждам, дорогим сердцу Рафаэля, Мемлинга, Кранаха, в которых шитье и самоцветы, жемчуг на обнаженном теле подчеркивали нежность кожи. Здесь Рембрандт облекает портрет в сказочный материал.

«Еврейская невеста» предоставила ему случай объединить союз Титуса и Магдалены с формами и красками, которые, по его мнению, наилучшим образом выражали его мысли о человеческой любви. Ибо хотя он часто изображал предательство Далилы, ярость Артаксеркса, разрыв супружеских пар, он не забыл о том, как рисовал Саскию серебряным карандашом на третий день после помолвки, о ее доверчивом взгляде; он помнил о страданиях женщин – Саскии, умирающей от истощения после рождения нескольких вскоре умерших детей; Хендрикье, получившей от приходских братьев клеймо проститутки. И вот теперь Магдалена в объятиях его сына. Он пишет упорство мужчин и женщин в любви, рождении детей, в этой жизни вдвоем, которая будет трудной, с опасностями и смертями. Он, переживший несчастный конец трех союзов подряд, создал картину, прославляющую такой союз.

Его ссылки на некоторые супружеские пары из Библии в порядке вещей: он знал наизусть те строки, в которых деторождение принималось как знак Божиего благоволения. Но он, никогда не лишавший себя возможности явить отличительные признаки – изобразить арфу рядом с Давидом, павлина подле Юноны, – более не чувствовал потребности объяснять то, что пишет, каким-либо предметом или костюмом. Никаких восточных тюрбанов, кривых сабель. Библия? Он увидел ее в повседневной амстердамской жизни. Так что на мужчине черная фетровая шляпа, а волосы женщины с непокрытой головой собраны в прическу. Избавив себя от всех обязанностей, которые ему еще доводилось выполнять, он поместил в эту картину одновременно тех, кого любил, и то, что любил. Однако в ней заметна его тревога. В выражении лиц четы нет ничего торжествующего. Он показал эту пару доверчивой и робкой, решительной и сознающей свою хрупкость. На обоих лицах ни тени улыбки. Только нежность в движениях. Таким образом, произведение становится неоднозначным. Ибо откуда здесь, в изображении бракосочетания 1668 года или библейской свадьбы, воспоминание о костюме с широкими рукавами, который носила Арета на своем портрете работы Тициана, или другое – о расшитом лифе, обилии украшений, блеск которых показал Ганс Гольбейн на портрете королевы Анны Киевской? Наверное, это всего лишь ссылки на дорогие ему произведения, в которых он находил формы, позволявшие ему строить собственные объемы из цветового материала: золоченый шнур, спадающий с плеча на каскад шелка, огромное щупальце, откуда появится рука мужчины и мягко ляжет на грудь женщины. Совершая едва заметные движения, пара появляется из гибкого сочленения гигантских объемов, отбрасывающих в тень неясные декорации. Блеск столь ярок, что было необходимо поместить эту невероятной мощи встречу в такое пространство, которое не подавляло бы ее спокойной вспышки.

Издали кажется, что картина построена на основе просторной красной поверхности, большого жаркого пятна, ядра произведения. Три руки соприкасаются в нем, подчеркивая его значение.

Вблизи взгляд следует снизу вверх вдоль красной стены, изрытой желобами и выступами. Гора? Нет, стена ткани, на которой выделяются складки и ровные участки. Рядом с ней возвышаются большие щиты металлического панциря темного золота. Женщина одета в красное, мужчина – в золотое. У каждого свой символ. Они облечены уже не в одежды, а в цвета, и каждый цвет выстраивается горизонтальными, вертикальными, наклонными полосами, задающими ритм этим монументальным тканям, внутри которых сокрыты люди. Две глыбы, одна золотая, другая красная, зарождаются у земли в наклонных плоскостях, затем постепенно выпрямляются кверху. Так из равнины можно наблюдать зарождение горы.

Нам знакома эта красочная масса, мазками задающая объем. В «Вирсавии» она представала большим клубком, таинственным живым существом, контрастирующим с наготой женщины. Здесь люди находятся внутри. Рембрандт поместил тех, кого любит, внутрь живописи, которую любит, – он поместил два портрета в два живописных массива.

Таким образом, «Еврейская невеста» может восприниматься в двусмысленности двойного портрета с соблюдением сходства моделей и композиции, в которой художник изложил свою концепцию человеческой любви, в слиянии двух различных жанров, ведь Рембрандт – художник всяческих смешений.

На самом деле «Еврейская невеста» отсылает нас к другому портрету супружеской четы, написанному более двух веков назад Яном ван Эйком. Художник написал там над вогнутым зеркалом восхитительной вязью из раскрашенных букв: «Johannes de Eyck fuit hie 1434» («Йоханнес ван Эйк был здесь в 1434 г.»). Перед нами супруги, изображенные стоя, в роскошных костюмах. Платье женщины струится длинным шлейфом на землю. Четыре руки, два лица. Две руки соприкасаются, ладони их раскрыты. Женщина оберегает свой живот левой рукой, а мужчина поднимает правую руку в жесте благословения. Общее для обоих произведений – тишина и серьезность на лицах. И все же, несмотря на определенное сходство, ощущаются и те изменения, которые произошли в умах за два века, разделяющие эти картины, яснее видна оригинальность Рембрандта. На картине Яна ван Эйка полно предметов: сандалии, собачка, зеркало, четки, ковер, люстра, фрукты, куртины вкруг ложа, играющие свою роль в повседневной жизни этой четы. Ван Эйк выбрал их не для простого перечисления, а ради символики: горящие средь бела дня свечи, ложе любви, яблоко подле окна и дорогая модная собачка. Он поместил супругов в замкнутом пространстве спальни, размеры которой увеличил благодаря зеркалу. Ибо эта чета живет в оптической камере, где пространство расширяется, и в то же время она помещена в центр мироздания.

Более двухсот лет спустя, в сходном творении, Рембрандт изгнал все предметы. Он отринул красивые кресла, столы, музыкальные инструменты, книги, письменные приборы, вазы с цветами, ковры, редкие безделушки, которые вечно выписывают авторы семейных портретов. Для него, столько всего купившего, продавшего, собравшего, предметы больше не имеют смысла. Живой живописный материал отныне заменяет ему обладание. Значимостью наделено лишь одно: красочная масса – его стихия. Избавившись от обязанности соблюдать перспективу, выбросив за борт весь балласт и устаревшие правила, дорогие сердцу тех, кто, подобно Лерессу, углублял «непреходящие законы своего искусства», он держит реальность на кончике кисти, в чудесном сочетании вспышек света. Мир плоский, он не толще человеческого тела. На изображение следует смотреть в фас. В единственной жемчужине из ожерелья Магдалены обнаруживается совершенство небесной механики. В этом микрокосмосе макрокосмос узнает свои законы.

Рембрандту оставалось жить всего один год. В том 1668 году он много писал: «Еврейскую невесту», портреты двух богатых неизвестных, портрет мужчины с лупой (вероятно, Титуса), портрет женщины с гвоздикой (вероятно, Магдалены) – и все это в творческом темпе, превосходящем темп двух предыдущих лет.

Вокруг своих близких и ради них он воздвиг самый дерзкий монумент (и самый озадачивающий, если вспомнить о том, что создавалось в других мастерских). «Еврейская невеста» – действительно вершина дерзости. То, чего он достиг, работая над этой картиной, более никогда не будет поставлено им под сомнение: создавать светом пространство для помещения в него объемов.

Рейтинг
( 1 оценка, среднее 5 из 5 )
Понравилась статья? Поделиться с друзьями: